Однажды приемные дети, как, впрочем, и родные, становятся взрослыми. Взрослый человек осознаннее воспринимает ситуацию усыновления или удочерения, способен проанализировать свою жизнь в приемной семье. Именно поэтому редакция портала «Я-родитель» обратилась ко взрослым, детство которых прошло в приемных семьях. Герои нашего нового материала не только рассказали о том, как сложились их судьбы, но и дали советы тем, кто только собирается взять в семью приемного ребенка.

Екатерина Семенихина, 30 лет.

«Я попала к приемным родителям, когда мне было семь лет. Как вы понимаете, я прекрасно помнила своих кровных родителей. Они тоже были неплохими людьми. Никаких ужасов – никто меня не бил и не морил голодом. Просто отца посадили на 5 лет за последствия какой-то драки, а мама начала пить. Так как кровных родителей ненавидеть было не за что, я начала по ним скучать. Из-за этого я постоянно закатывала истерики в своей новой семье. Я вечно была всем недовольна и даже не пыталась наладить с ними контакт. Постоянно писала письма папе. Как потом выяснилось, отвечала на них приемная мама, а не мой родной отец. Все это продолжалось лет до десяти, пока папа не вышел досрочно. Я потребовала, чтобы меня отпустили жить к нему. И почти сразу поняла, насколько я была не права, когда не ценила свою новую семью. Отец, которого я помнила веселым и молодым, стал злым пьющим мужчиной, много ругался матом. Через два дня я вся в слезах позвонила приемной маме, попросила, чтобы она меня забрала и уже потом стала совсем иначе себя вести и с ней, и с неродным отцом.

Сейчас у меня двое своих детей, муж. С кровным отцом мы не общаемся, мама давно умерла. И сейчас я понимаю, что моя долгая адаптация была связана еще и с тем, что меня очень щадили. Придумывали вокруг меня мир, где несправедливые люди забрали отца в страшное место, а родная мама заболела от горя. Это было не так. И в семь лет я уже могла бы это понять.

Тем, кто хочет взять ребенка из детского дома, хочу дать верный совет – разговаривайте с ребенком, говорите ему правду без утайки, и не позволяйте себе жалости. Жалость для брошенного ребенка – средство манипуляции, но не средство выхода из эмоционального тупика».

«Я не знала, что меня удочерили. Бабушка рассказала, когда мне было уже пятнадцать лет. Для тех, кто боится дурной , сразу скажу – я росла совершенно обычным ребенком. Закончила музыкальную школу, в средней школе была хорошисткой, после девятого класса ушла в медучилище. Когда узнала правду о себе, я начала искать приемных родителей. И моя мама на меня обиделась. Перестала разговаривать со мной. Пятнадцать лет – это не очень много. Я тяжело переживала отчуждение человека, которого всегда считала родным. Мы пережили этот период, но не сразу. И вот, что я хочу сказать всем приемным родителям – то, что дети хотят найти своих кровных маму и папу – это нормально. Лучше помогите им, поддержите в поисках. Оставайтесь родными до конца. Искать свои корни, изучать историю своей крови – мне кажется, это заложено в нас чуть ли не на генетическом уровне. Я нашла свою родную маму, отца. Встретилась с ними. Я ничего не почувствовала к этим людям. Просто несчастные мужчина и женщина, которые в молодости наделали ошибок. Сейчас мне не хочется им звонить, но я делаю это через силу. Потому что они тоже моя семья. Но самые любимые и важные для меня люди – это мама и папа, с которыми меня не связывает общая кровь».

Антон Рыженков, 44 года

«Меня усыновили, когда мне было уже 13. Таких редко берут, но меня взяли. В большой деревенский дом. К этому времени я был совершенно разбалован в детском доме, как бы это странно не звучало. Меценаты и спонсоры жертвовали нам одежду, игрушки, технику. Не в каждой семье у ребенка есть такие блага, которые были у нас в детском доме. У меня к тому же была еще и «гостевая» семья. Пожилые супруги, которые брали меня на выходные, баловали хорошей едой и всякими приключениями – поездки, зоопарк и прочее. Я бы ни за что не ушел добровольно из детского дома, но его собирались расформировывать. Неизвестность пугала, и когда тетя Таня и дядя Олег пришли со мной знакомиться, я согласился. В деревне надо было работать. Ничего особенного – просто помощь взрослым по хозяйству. Но я сам ничего не умел. А то, что мог сделать – делать ленился. Сейчас так стыдно. Но мой приемный отец – молодец. Он увидел, что мне интересно работать по дереву, обучил меня всему, что знал сам и постоянно поддерживал, хвалил. Сейчас этой мой бизнес – беседки делаю красивые, оформляю террасы. Я считаю, мне просто повезло. Сейчас у нас с женой трое приемных детей. Своих Бог не дал. И я считаю, что самое главное, что вытащит даже самого – это любимое дело. Не надо навязывать. Надо наблюдать и смотреть, что интересно ребенку. Приемным детям не нужна жалость, подарки, деньги. Не надо воспринимать себя, как волшебника. В обычном мире этих самых волшебников нет, и если хотите блага для человека, за которого вы теперь ответственны – воспитывайте его. Будьте строже, держите своё слово. Не давайте ребенку сидеть на месте и пользоваться вами. Все это не мешает любви, но помогает вырастить человека».

Интересно, подумал я, неужели эта женщина и вправду думает, что можно выбрать ребенка по одной ч/б фотографии в федеральном банке данных? В любом случае, никаких формальных причин для отказа у чиновницы не было, и вскоре мы получили искомую бумагу, где было ясно написано, что мы можем посещать выбранного ребенка. Двери больницы для нас теперь открылись вполне официально.

Завотделением в больнице очень обрадовалась, что у нас все устроилось и побежала за документами. Мы здесь были уже несколько раз совершенно неофициально, общались с малышом, говорили о его здоровье с врачом. Могу сказать, что счастливы те дети, которые лежат в таких местах, где врачи все понимают.

Без мамы

Бокс на 5 коек. В каждой лежит по одному оставленному ребенку. Вот Витя, у него очень неприятный диагноз, потому от него и отказались уже три года как. Но поскольку от этой болезни задерживается развитие тела, ростом и видом он, как полуторагодовалый младенец. Малюсенькие ручки, как у новорожденного, малюсенький носик. Зато глаза такие, что долго не посмотришь, он точно все понимает, все, кроме одного, самого главного. Когда в присутствии обычных детей начинаешь играть с кем-то другим, то ребенок, как правило, начинает плакать и проситься чтобы с ним тоже играли. Витя не просит и не плачет, он смеется, когда смеются другие дети от ласки взрослых - ему хорошо, когда другому хорошо. Странно.

У Миши на личике и шее проступают ярко-голубые вены. Он все время держится руками за голову и крутится на кроватке. У него очень сильно болит голова. Очень сильно и всегда. И дело не в том, что у него врожденный порок ЦНС и не в том, что он скоре всего скоро умрет; нет. Таких детей, к сожалению, немало, но у каждого из них есть мама, которая будет держать своего ребенка за руку до последней минуты его маленькой жизни. Мише, сами понимаете, держать тоненькую ручку некому.

А Надька - маленькое улыбчивое чудо. Она абсолютно здорова и ей всего восемь месяцев. Ее нашли в магазине в люльке со всем необходимым. Родители оказались не извергами, а обычными мерзавцами. Хотя написать как ее звали никто не удосужился. И только когда маму нашла милиция, оказалось, что ее звали не Надя, а Лена. Еще одна девчонка была в этой палате, но ее забрала мать. Только неясно - надолго ли. Мамаше 19 лет, что удивительно - не сделала аборт, не отказалась после родов, еще и грудью кормит. Да вот незадача, 19-летней мамане хочется еще гулять, она с теткой и оставляла ребенка по ночам. А без матери та - кричать. Ну и нашлась соседка с гражданской позицией, а милиции-то особого дела нет до подробностей - забрали в больницу, потом и родительских прав еще лишат.

За одного битого двух небитых дают

Когда мы решили усыновить ребенка, я не мог отделаться от тщеславной мысли - если и всех детей спасти не удастся, то хотя бы будет «минус один» (или «плюс один», с какой стороны смотреть). Но моя уверенность развеялась очень быстро, буквально когды мы в первый раз пришли в больницу и, взяв нашего ребенка, ушли с ним в игровую. Пока мы там налаживали контакт, в бокс принесли еще двоих «новеньких» младенцев. Так что сделать объективно хороший поступок не получилось: скорость пополнения такова, что новые дети поступают сразу же, как только освобождается место.

К счастью, я не могу сказать, что у детишек нет ничего, старые игрушки, рваные ползунки и марля вместо памперса. Нет, у них отличная игровая с большим количеством хороших иностранных игрушек, у них достаточно памперсов и одноразовых простынок, их вполне сносно кормят. Все это правда не благодаря соответствующим органам власти, а вопреки им, поскольку никто не имеет права знать, что здесь в инфекционной больнице годами лежат здоровые дети. Буквально все, что возможно, для детей делают люди, объединенные одним сайтом в интернете, благодаря им практически во всех детских больницах Москвы и области есть волонтеры, которые находят деньги, лекарства, подгузники, игрушки. Навещают детей, делают им независимые обследования, чтобы снять подозрение в наличии спида или сифилиса.

Это один из парадоксов. С одной стороны, детдома переполнены, уже переполнены и больницы, а людям, которые решили усыновить ребенка официально, нельзя посмотреть нормальные, новые фотографии детей. В той структуре, которая уполономочена представлять информацию о детях, - Федеральном банке данных - получить исчерпывающую информацию о детях, о том, как они выглядят, невозможно. Разумеется, сначала нужно пройти долгую и, кстати, совершенно необходимую процедуру сбора документов и справок, потом встать на учет в органе опеки, а вот потом, что самое удивительное, тебе покажут одну черно-белую фотографию 3-4-годовой давности, а сверху все это "зальют" информацией о том, что у этого ребенка спид, или сифилис, или синдром дауна. Не нравится? Давайте искать другого, заполните в анкете графы про цвет волос, глаз, про пол и рост, привычки и т.д. И вам подберут. Сами хотите найти себе единственного ребенка? Нельзя, закон не позволяет. То есть в дом ребенка прийти, разумеется, можно. Но кроме домов ребенка дети в большом количестве лежат в обыкновенных детских больницах. И не потому что они больны, а потому что места в детдомах уже давно не хватает. И вот про них ничего нельзя говорить. Их как бы нет, или есть, но больны тем же мнимым сифилисом. Конечно, есть места, где директоры делают все, чтобы детей забирали - найдите в Яндексе «дом ребенка №7» или «Яранский детский дом», но таких заведений, к сожалению, очень мало.

Сама процедура усыновления совсем не сложна, занимает от силы два месяца, и в интернете есть масса необходимой информации. Сначала проходит сбор документов, потом подача их в суд, слушание дела и через 10 дней ребенок ваш. Многие откровенно не понимают, зачем усыновлять ребенка, если можно родить своего. Что-то доказывать бессмысленно, это не есть некая обязательная социальная нагрузка, каждому свое. Зато можно рассказать о том, как рождается, буквально рождается человек не через утробу матери, а через ласку и любовь. Марк, как и все лежащие там дети, был похож на чурбачок. Такой деревянный чурбачок с двумя ручками. Вы бы смогли пролежать больше года в кроватке, не зная что такое сидеть на закорках у отца или спать под боком у мамы? А вот они могут. Они не знают как это - ползать по квартире, оставляя за собой лужи, как это - купаться в ванной с ромашкой, как это - есть бабушкин суп с повышенным содержанием мяса на кубический сантиметр тарелки. Дело даже не в том, что у него никогда не было всего этого, а в том, что он не знает в принципе, что так может быть. И вот этот чурбачок, который никогда не улыбается, поскольку просто нечему, боится буквально всего, оказывается первый раз на руках. Откуда столько силы появляется, просто диву даешься. Он вцепляется в тебя мертвой хваткой. В этом отношении нашему сыну повезло особенно, хотя таких ситуций много - его до нас хотели усыновить двое американцев и одна наша девушка. И в каждого из них - это точно - он вцеплялся мертвой хваткой, поскольку, видимо, чувствовал, что если не сейчас, то никогда. И вот, он дома, на руках, с которых ну ни за что не хочет сходить. И происходит удивительное: через какое-то время он начинает смеяться просто так, не от того, что его мутузишь и подкидываешь, а просто ползет и смеется во весь его небольшой пока рот. Потом, постепенно, он начинает нормально реагировать на купание, вкусную еду и старшего брата.

Наследственность

Мы, разумеется, не знаем, что будет дальше, как на моем младшем сыне скажется его дурная наследственность, но мы очень уповаем на милость Божию, на то, что Господь как-то устроит все благополучно. Мне кажется, что это как раз тот случай, когда можно и нужно полагаться целиком на милость Божию, поскольку ясно, что сами мы ничего кроме массажа, бассейна, и, скорее всего, не очень удачных попыток воспитания дать ребенку не сможем. Как, впрочем, мы не знаем, все ли будет хорошо и с нашим старшим, какие пути в жизни выберет он. Так что опасений за гены у нас нет.

Вместо заключения

Этот текст я начал писать в самом начале процесса усыновления, заканчиваю писать под дружный братский крик двух моих детей. За это время мне тысячу раз задавали вопрос «зачем» - в медучреждениях, где мы брали справки, на суде, который решал, собственно, разрешить ли нам усыновление, просто друзья и знакомые, в глазах которых первая реакция читалась совершенно четко: «бедные, они, наверное, больше не могут иметь детей». Отвечали мы на этот вопрос по-разному, ориентируясь на ситуацию и собеседника, но если честно, то я попросту не знаю. То есть правильных ответов можно придумать несколько, но на самом деле сформулировать некий конечный, точный ответ, который бы еще и отзывался внутри, не получается. Не знаю и на рациональном уровне вряд ли смогу объяснить. Никакой сложности с собственным тщеславием нет, поскольку это только снаружи такой героический поступок, а изнутри ничего особенного, у нас просто стало два ребенка, два отличных мужичка теперь встречают меня дома по вечерам.

- "Как молоко прибывает на третий день, так и сердца наши наполнились любовью вечером третьего дня. НАКАНУНЕ медицинского обследования, а не ПОСЛЕ! ... ... Спит. Спит мой сын. Но через несколько минут распахнутся ясные глаза цвета южной ночи и раздастся нежное воркование «Мам!», и я поспешу на зов родного голоса. Наташа (Винни) 29 июля 2004 НОВОЕ!

- "Очень боялась, что не смогу полюбить. А сейчас до смешного доходит - ищу общие черты во внешности, в поведении, ловлю себя на том, что сижу и смотрю на него с блаженным лицом. Люблю..." Анна С. Мурманск 25 июля 2004. НОВОЕ!

- " Глядя на этого карапуза, который изо всех сил спешит притопать из другого конца комнаты, чтобы оказаться у мамы на ручках, я понимаю: мы бы многого лишились, если бы у нас не было этого озорного рыжеватого мальчишки, и ни о чем не жалею ". Екатерина, Ярославская обл., декабрь 2003.

Мама Лариса К. Опыт опеки. Первоначально опубликован Проектом в февральском номере "Семейного совета" АиФ.

- "Родить ребенка и стать приемной матерью - две большие разницы. Потому что зачать в любви, выносить, любя его уже в утробе, пройти муки родов, выкормить, поднять с первых дней - это одно. А полюбить чужое тебе дитя, несчастное, брошенное, одинокое, но ЧУЖОЕ так, чтобы оно стало ТВОЕ , - это другое. В первом случае нас гонит инстинкт. Во втором - это большая ДУХОВНАЯ работа..." Продолжение рассказа Ларисы К. НОВОЕ!

Выдержки из книги Влады Сергеевой, посвящённой автором своему приемному сыну. ВНИМАНИЕ! Книга вышла в печатном виде под названием , в продажу она не поступает, но её можно бесплатно - приходите!

http://www.bgorod.ru/read/bigart/article.asp?ArticleID=25369 - Не один дома - "На таких, как мы, люди смотрят как на сумасшедших, либо как на героев. На самом деле мы не те и не другие, мы реально взвесили свои силы и возможности. Мы фактически ничем не жертвуем: появление второго ребёнка, в отличии от первого мало изменит уклад нашей жизни." Марианна и Александр Можаевы. Опубликована в еженедельнике "Большой город". Москва, 5 декабря 2003.

http://www.probirka.rutext/drola.htm - Мы нашли своё сокровище и мне сразу стало легче... - история Ирины (Дроля) с сайта http://www.probirka.ru/ Москва, июль 2003 года.

- "Я благодарна судьбе, что у меня есть такой замечательный сынок, моя роднуля, мое солнышко и ласковый теплый лучик. Я могу сказать, что я сама его выносила и родила, но не из живота, а из сердца." Оксана. Москва, 18 сентября 2003 года.

История о том, как деревянный солдатик превратился в ураган... Ирина. Москва, 23 июля 2003 года.

- Ощущение Счастья и того, что «нам просто повезло» - это есть. Даже когда трудно. Даже когда хочется все бросить и уйти на какое-то время в тишину и покой, подальше от этой бесконечной суеты, шума-гама и прочего. Рита. Перозаводск, 4 сентября 2003 года.

- Не могу сказать, что у нас что-то «дрогнуло», но просто так сразу от ребенка отказаться мы не смогли и начали его навещать. ... Ребенок у нас самый замечательный, по настоящему наш! Самый родной и понятный, самый славный и удивительный! Совершенно непонятно - как мы без него жили! Наташа Платонова. Москва, сентябрь 2003г.

- "На самом деле – приносят. Чудеса вообще случаются, если в них верить. Я вот на глупые вопросы честно отвечаю, что сына нам принес аист. Правда, никто почему-то не верит. А зря." Ревекка.

- "... могу ли я полюбить чужого ребенка. Никто мне абсолютно не нравился, и я понимала, как это ужасно, брать новорожденного, ведь они все похожи друг на друга, а вдруг мне попадется вот такой, думала я, глядя на того или иного ребенка. И так мне было себя жалко…" Наталья, г. Нижний Новгород.

Папа Белов - п олнотекстовый вариант, сокращённый вариант был опубликована в №34 приложения к АиФ «Семейный совет». 2002 г.

Мама Наталья Витенко. Ноябрь 2002 г. - полный вариант. Первоначально опубликован 25 ноября 2002 г. в разделе "Личный опыт" семейного сайта 7ya.ru

Журнал "Домашний очаг", май 2018.

Марина Трубицкая 22 года назад узнала, что ее усыновили, а 10 лет назад создала «Сообщество взрослых усыновленных» в надежде, что это поможет ей и другим приемным детям разобраться в произошедшем в их жизни.

ЧТО БЫЛО ВНАЧАЛЕ

Началось все, наверное, с любви и с горя. Несколько поколений назад, в 30-е годы, многие крестьянские семьи, чтобы спастись от коллективизации и голода, уезжали на Дальний Восток, вербовались на стройку железной дороги. Так, на станцию Облучье, возле Биробиджана, приехали семьи моих дедов и прадедов. Там у бабушки Акулины и деда Данила в 1940 году родилась дочь Раиса, а после войны, в 45-ом, сын Николай, в 48-ом – Владимир, а в 54-ом младшая – моя мать Надежда.

Когда Надежде было 14 лет, случилась беда. После ссоры с женой ее отец ушел из дома и лег под поезд.

Говорят, это очень сильно ударило по Наде, и с тех пор все пошло не так. Время шло, Надя повзрослела, встретила моего отца Юрия, родилась я, а через год – мой брат Коля. Образцовой семья не была, были ссоры, алкоголь, драки.

В моей памяти картины: мы с Колей прячемся под столом, в дверном проеме угрожающая фигура отца, страшно.

Пустой дом, я одна на кровати, прорвало трубу, прячусь под одеялом, грызу луковицу. Мать в ванной смывает кровь с руки. Мать сидит на кровати, плачет, мы с Колей ее обнимаем. А потом в память врезается, как я падаю из окна второго этажа, кричу на земле, ко мне бегут врачи. Вот так, из-за недосмотра за нами, я оказываюсь в больнице, а на семью обращают внимание органы опеки.

В эти первые годы нашей с Колей жизни без матери много помогала ее старшая сестра Рая, часто забирала к себе, хотя у нее самой было трое детей. Но в тот год случилась еще одна беда, и опять на железной дороге. Муж Раисы попал под тепловоз, и прошел год, прежде чем он смог вставать. Законы тогда были более суровые, чем сейчас.

Нас с Колей забрали в детский дом, а Надежде и Юрию дали по два года колонии за тунеядство.

Тетя с детьми и с тяжелобольным мужем на руках не смогла нас забрать к себе, и нас с братом из больницы увезли по разным городам – меня в дошкольный детский дом во Владивосток, а Колю – в дом ребенка в Уссурийске. В сентябре того же года у родителей родилась еще одна дочь – Людмила, и ее тоже отправили в Дом ребенка. Усыновили нас три разные семьи.

«ЭТО ТВОЯ МАМА»

Кровная бабушка Акулина и мама Надежда, 1959 год, станция Облучье

Воспоминания о жизни до детского дома у меня остались, но никто мне не объяснял, что они означают, что со мной произошло. Проходит год в детском доме. Однажды меня за что-то наказали, я стою в углу. А потом подходит воспитатель, дает мне конфету и говорит: «Приходила твоя мама и сказала, что тебя зовут не Рита, а Марина». Я поделилась новостью с товарищами по группе, но они не верят и смеются.

Мама меня навещает, дарит куклу, дети ее ломают. Что так начинается усыновление, я не знаю, таких слов не говорится. Просто говорят, что это моя мама.

Как-то в весенний день в детский дом приезжает и папа. Папе предлагают погулять со мной во дворе. Так он со мной знакомится, и с этого дня мы постепенно становимся родными людьми. Папа не может спокойно смотреть на мой жалкий вид, худобу и доверчивость, прячет слезы. Так получилось, что в тот день мои новые мама и папа заехали в детский дом с кем-то из коллег из системы образования и управления детскими домами. Посмотрев на нас, родителям вдруг сказали: «А что тянуть, сейчас и забирайте». Отдали меня из детского дома «под расписку», в наше время это называется предварительная опека.

Воспитатели достали со шкафа и вручили мне на память куклу Наташу. Так мы и уехали, а усыновление дооформили позже.

С того дня у мамы сохранились мои детдомовские ботиночки и оранжевая байковая кофточка. На следующий день им нужно было идти на работу, папа договорился, чтобы меня приняли в садик, но неожиданно выпал снег, одежды и обуви по размеру в доме не было, мама надела мне свои перчатки, и папа нес меня в садик на руках. После обеда уже мама что-то для меня купила и переодела.

Помню я с тех времен не так много. Мне было тоскливо в детском саду, но работа преподавателя позволяла маме забирать меня пораньше.

Мама говорила, что я много плакала по всевозможным поводам. Например, из-за того, что у папы на тарелке картошки больше, чем у меня. А потом наоборот – потому что у меня больше, чем у папы.

1982 год, Марина в 7 лет в детском саду

Так я стала расти в семье преподавателей истории и английского. Сначала маме говорили, что я отстаю в развитии и впереди вероятна коррекционная школа, но эти проблемы постепенно решились. Помню, с какими рыданиями я училась читать и как потом распробовала это дело и уже не могла оторваться от книг. Помню, как папа мне читал стихи Есенина, а я говорила, какие нравятся мне. Самые запомнившиеся мне сказки на ночь от папы и папиной сестры – рассказ про восстание на броненосце «Потемкин» и увлекательный пересказ сюжета «Песни о вещем Олеге». Мама с моих первых дней дома записывала мои смешные и трогательные слова и фразы. Теперь их перечитываю и возвращаюсь в то время.

6 лет

– Мама, если ты погибнешь, я тоже умру. Я без тебя жить не буду.

– Мама, а папа меня не воспитывает.

– Почему?

– Потому что он меня никогда не ругает. Все время шутит и шутит, а воспитанием не занимается совершенно.

7 лет

– У нас в классе всех детей кто-нибудь бьет: или мама, или папа, а меня никто не бьет.

8 лет

– Папа меня воспитывает совершенно неправильно, но мне очень нравится.

Учительница начальных классов как-то на уроке комментировала ведение «дневников природы», «словариков» и помощь в этом родителей. «Вот у Марины мама очень хорошо все делает». А я руку поднимаю:

– А вы видели, какие у моей мамы красивые глаза?

Помню прогулки с папой по городу, с рассказами об истории. Помню, как однажды ожил купленный замороженный карась, и мы с папой в пакете отнесли его за город и выпустили в озеро.

А что же со всем тем, что было до детского дома? Ведь я многое помнила и не знала, что значат мои воспоминания. Про детский дом родители мне говорили, что это был круглосуточный детский сад, пока они были в длительной командировке. А на вопросы о странной семье, в которой я жила до этого, ответов не было. Я не помню, но мама говорит, что лет в 11 я обвинила их в том, что они сдали меня в детский дом. Могу представить, как им было горько это слышать. Но ответы не находились, и раз так, я, наверное, сама задвинула все это непонятное куда-то подальше от осознавания. Пока однажды все это «с грохотом» не вывалилось.

НАХОДКА

В 21 год я нашла дома письмо, в котором мамина подруга поддерживала ее в желании усыновить ребенка из детского дома, приводила историю их общих знакомых. И все бы ничего, если бы по дате письма не оказалось, что оно написано в месяц моего рождения. От мысли, что этим ребенком из детского дома могу быть я, волосы встали дыбом. Этого не может быть! Но, с другой стороны: а как еще объяснить это письмо? И тут же вспомнилось, что у меня нет детских фотографий до 5 лет, хотя папа с молодости много фотографировал.

Пришло в голову достать коллекцию открыток. До 80-го года никто в письмах не обращается ко мне, а с 80-го уже говорят о нас троих.

Три дня меня трясет, и я еду к маминой сестре. Она прекращает мои мучительные сомнения и подтверждает – да, ты из детского дома.

«Что ты рыдаешь? Могла там и остаться». На вопрос «А мальчик Коля, которого я помню, – мой брат?» – тетя отвечает утвердительно.

ТАЙНА УСЫНОВЛЕНИЯ ОТКРЫЛАСЬ

Итак, больше сомнений и неопределенности нет, и меня разрывают странные ощущения. С одной стороны, я почему-то чувствую острое счастье. С другой – я не могу поверить в реальность этих фактов, не могу это понять и принять. И это принятие и понимание занимает у меня долгие годы.

Как совместить, что я одновременно девушка «из хорошей семьи» и ребенок из семьи алкоголиков? Неужели это обо мне? Что я знаю об алкоголиках?

Что это опустившиеся люди, от которых лучше держаться подальше. Но это мои родители, я от них произошла! И что во мне от них?

Первая встреча с братом Николаем после раскрытия тайны усыновления, 1999 г.

Так я начинаю долгий-долгий и болезненный путь понимания и принятия и себя и своей кровной семьи. Сначала я узнала собственное имя, имя брата и родителей. Брата я нашла через 2 года. Законным образом я его найти не могла, но мне очень повезло, мне в госорганах пошли навстречу, и к его приемным родителям пришли из органов опеки с сообщением обо мне. За ними было решение – говорить ли про меня Коле. Я понимаю, как это может быть страшно – сказать и не знать, что будет дальше.

Не каждый усыновленный принимает раскрытие тайны во взрослом возрасте. Многие слышали истории о том, как после раскрытия тайны приемные дети обижаются на обман, разрывают отношения с приемными родителями.

Но родители Коли посчитали, что не вправе скрывать от него известия о сестре. И, к счастью, встретил он эту новость с радостью, сказал, что всегда подозревал, что он приемный.

Он приехал ко мне в гости, и так мое прошлое стало становиться все более живым и человечным. Я узнала, что значит быть внешне похожей, как бывают похожи родственники. Как чувствовать, что вы родные с вроде бы малознакомым человеком. Вот уже 20 лет мы общаемся, изредка приезжаем друг к другу в гости через всю страну. Наши семьи, дети тоже общаются.

В Интернете я познакомилась с приемными родителями, психологами, ведущими школ приемных родителей.

В 2004 году сама стала волонтером благотворительных проектов, развивающих семейное устройство, стала поддерживать сайт «Усыновление в Приморье» с фотографиями детей, которым искали семьи. И в 2005-м мы с мужем сами стали приемными родителями. К тому времени у нас уже рос сын Паша, а взяли в семью мы его ровесника Степу. С тех пор прошло 12 лет, мальчикам нашим по 16, и еще родилась дочка Наташа.

Я прошла путь многих приемных родителей, знаю теперь, что такое адаптация, депривация и прочие сложности.

Все время думаю, как же все это преодолевали мои родители, ведь тогда не было столько информации и поддержки, как есть у нашего поколения приемных родителей. Как говорит мама, ругали ее на родительских собраниях за мои поступки, и она не оправдывалась, что «она ни при чем, это все ребенок такой неправильный, с плохими генами».

Марина с мужем и детьми

КАК ВСЕ СОЕДИНИТЬ

За эти годы я определилась в взглядах на тайну усыновления. Она очень мешает и приемному ребенку в принятии себя и своей жизни, и приемным родителям в возможностях помочь ребенку.

Чтобы не было такого мучительного раскола, как у меня, лучше изначально говорить ребенку правду, создавать реальную картину его жизни.

Вопросов при этом множество, есть очень трудные, но это решаемо. Наш приемный сын также спрашивал, на кого он похож, почему его оставила мама, что будет в его жизни дальше, каким он должен и может быть. Те же вопросы не прекращаются у меня самой.

Многие ответы пришли в последний год. Я связалась через соцсети с родственниками со стороны отца, они рассказали часть трагической истории семьи. А летом я набралась сил и написала письмо сестре матери, Раисе Даниловне. И она мне позвонила, волновалась и переживала, просила прощения, звала приехать. Я приехала, и огромное им спасибо за теплый прием. Одно дело – знать о своей связи с кровной семьей, но не все усыновленные дети в своих поисках находят тепло и любовь. Я почувствовала себя частью семьи, с полным правом. Их история рода – она теперь и моя. Узнала я много и страшного, печального и, напротив, то, чем можно гордиться.

Мне ценно это все, целиком. Это все мое, и все мне важно. Я познакомилась с родными младшими братьями, с двоюродным братом и сестрами, с племянниками и племянницами.

Удивительно слушать рассказы о том, какой я была маленькой, какими людьми были мать и отец. Самым ценным подарком стали письма, которые мать писала бабушке. За строками чувствовалась личность, с ее сложными чувствами, с любовью к семье и с тяжелыми переживаниями. Нашлась там строчка и обо мне с сестрой – «потеряла я моих девчонок». Мать и отец умерли больше двадцати лет назад, но так я смогла представить, какими они были, и это мне невероятно важно.

«НЕБЛАГОДАРНЫЕ УСЫНОВЛЕННЫЕ»

На форумах для усыновителей я обратила внимание, что на сотни рассказов приемных родителей приходятся единицы рассказов самих приемных детей. То есть те, ради кого все это делается, редко говорят, что они об этом думают, что чувствуют и что хотели бы изменить. А если все-таки говорят, то нередко эти слова принимаются в штыки.

Одобрение есть, пока усыновленный говорит о благодарности приемным родителям.

Но когда заходит речь о желании найти кровных родителей, узнать собственное происхождение, начинаются советы вообще об этом не думать. Высказывания о неприятии самого усыновления, тайны усыновления, изменения имени и даты рождения вызывают бурю в обсуждениях и оскорбления усыновленного. Встречая такую реакцию, усыновленные решают держать свои чувства при себе, и круг замыкается.

10 лет назад я создала в живом журнале «Сообщество взрослых усыновленных», в надежде, что это будет место, где каждый приемный ребенок сможет высказаться о том, что его волнует, и это поможет обществу лучше понимать приемных детей. Там пишут те, кто знал об усыновлении с детства, и те, кто узнал очень поздно и тяжело это пережил. Те, кто против тайны, и те, кто оказался не готов к ее раскрытию. Собираем исследования и советы психологов – для самих приемных детей и для приемных родителей.

Судя по отзывам, такие рассказы важны и тем, и другим. Это делает людей в семье ближе, убирает непонимание и страхи.

Например, многие боятся, что интерес усыновленного к кровной семье означает, что он отвергает приемную семью, что ему там плохо и он ищет место, где будет лучше.

Но такой связи нет. Если с приемными родителями сложились теплые любящие отношения, то они такими останутся и при поисках ребенком этой части своей жизни.

Многих приемных родителей беспокоит – как и когда лучше говорить с ребенком об усыновлении. Большинство усыновленных отметили, что им очень помогало, когда приемные родители не ждали их вопросов, а сами поднимали эту тему, показывая этим, что это тема не запрещенная для обсуждения. И, конечно, важно, чтобы не было оскорбления кровных родителей. Какими бы они ни были, дети чувствуют кровных родителей частью себя, и оскорбления бьют по самому ребенку.

Непросто, но можно подобрать слова для описания большинства сложных ситуаций из жизни. Иногда самое честное – сказать: «Я не знаю, почему так произошло».

Кроме психологической поддержки и помощи в поисках информации о семье мы добиваемся и юридических изменений. В большинстве стран уже норма, что приемным детям либо изначально говорят об их происхождении, либо после совершеннолетия по запросу предоставляют информацию о родителях. В России пока с этим огромные проблемы. Существует закон, запрещающий разглашать тайну усыновления без согласия усыновителей, теоретически направленный на защиту прав детей.

На практике этот закон ущемляет интересы многих людей, которые хотят знать свою историю и историю своей семьи.

Д ля кого-то из усыновленных важна возможность установить отношения с братьями и сестрами, но пути к этому закон не предусматривает.

Сейчас, чтобы узнать правду о своем рождении, им приходится в суде добиваться выдачи такой информации, и часто безуспешно.

Мы просим , органах опеки и попечительства, архивах информацию об их кровных родственниках. Это не отменяет тайну усыновления от посторонних и помогает только тем, кто сам считает для себя необходимым знать правду

Усыновление вопреки стереотипам. Почти невероятные истории

В кино и пропагандирующих усыновление рассказах всё просто. Любящие друг друга муж и жена, отчаявшись завести ребёнка обычным путём, идут в детский дом, выбирают удивительно милого малыша и начинают его воспитывать.

В жизни всё бывает сложнее. Мы собрали истории женщин, которые решились на усыновление в необычных обстоятельствах. Одна из героинь взяла ребёнка в России, чтобы сразу везти его в США, другая решилась удочерить маленькую цыганку, когда ей твердили о дурной генетике, третья мечтала усыновить кого-нибудь с детства и исполнила мечту, родив нескольких своих детей. Четвёртая живёт в лесбийской семье, пятая решилась забрать в семью сразу пятерых братьев и сестёр совсем не младенческого возраста. И каждая из них, конечно, слышала, как невероятно трудно с детдомовскими детьми.

Многие имена были изменены по понятным причинам.

Мария, Россия

По профессии я – специальный педагог. Работаю с детьми с тяжёлыми нарушениями. Дочке сейчас четыре года, и она – цыганка. Я ее увидела в базе данных детей-сирот, и она сразу привлекла мое внимание. Необычное лицо, необычное имя, трагический взгляд. Я хотела совсем младенца, а она была уже старше двух, но я не могла перестать о ней думать. Все время открывала базу данных и смотрела ее фотографию. Я не знала, что она – цыганка, подумала, может быть, наполовину индианка. Хотя мне было всё равно, кто она по национальности. Внешне меня неславяне не только не смущают, но даже часто нравятся, а детали были не очень важны тогда.

Позже я узнала, что родители от неё не отказывались. Она была в лагере закарпатских (с Западной Украины) цыган с родителями, они попрошайничали. Лагерь накрыла милиция, потому что там произошло какое-то убийство. Детей без разбора и проверок сразу передали в детдом. Как девочку звали на самом деле (ей записали не то же имя, под которым она жила в таборе), где её семья, было неизвестно. Я узнала позже при помощи волонтёров общества “Мемориал”. Дочке, когда её из табора забрали, годик был…

В опеке меня предупреждали: “Вы знаете, что она цыганка?” Я: “И что?” “Ну, вы понимаете… это ТАКИЕ дети!” “Какие “такие”?” “А вот ТАКИЕ.” “Да мне всё равно, я же сама не русская…” Сотрудница, делая огромные глаза: “А КТО?!” Это при том, что у меня типичная еврейская фамилия.

Когда я её привезла домой, она чувствовала себя абсолютно уверенно на новом месте. Везде ходила и все исследовала, пыталась нажимать на разные кнопочки, залезала на стул и падала с него и выглядела очень довольной. Она была рада уйти из дома ребёнка и приняла переезд как должное. Хотя, конечно, я думаю, что она нервничала все равно, но в первый день этого не было видно.

Была, конечно, адаптация. Она устраивала истерики на улице, падала на асфальт и отказывалась идти. Боялась ванны, но это быстро прошло. Залезала на ручки к гостям и совсем не стеснялась новых взрослых, убегала на улице, вообще не умела идти за взрослым или рядом с ним. Раскачивалась перед сном, конечно. Постоянно хотела есть; если на столе стояла еда, дочка требовала её, даже если была сыта. Совершенно не умела общаться с другими детьми. Не пользовалась горшком, не умела играть, говорила только несколько слов, всюду лезла и всё хватала. Но ей было только два года и многие проблемы были, наверное, чисто возрастными.

С тем, что мы так по-разному выглядим, проблем нет. На детских площадках пару раз спрашивали, в кого она такая тёмненькая, и возникал вопрос, понимает ли дочка по-русски. Ещё ей всегда улыбаются таджики. Меня немного коробит, кстати, когда на форумах усыновителей комментаторы пишут, мол, ура, ребёнок уже так похож на вас и больше не похож на узбека – разве ребёнок хуже оттого, что он узбек по крови и выглядит соответствующе?

Моей дочке нравится смотреть на фотографии цыган. Она их всех называет своим именем!

По своим вкусам дочка немного напоминает девочку из “Семейки Аддамс”, обожает разных чудовищ, любимый персонаж – Баба Яга. Недавно были в Финляндии в этнографическом музее, дочка пыталась ворваться в экспонат-избушку с криком “Баба Яга, открывай, это я пришла!”

Ирина, США

По образованию я молекулярный биолог, закончила МГУ, а потом защитила кандидатскую. Мой муж закончил кафедру Физхимбиологии и Биотехнологии Физтеха и тоже защитил кандидатскую диссертацию по молекулярной биологии. После защиты, в конце девяностых, мы уехали работать в США. Через три года приняли решение усыновить ребенка. Примерно год я тусовалась на тематическом форуме на Семье. Мы подготовили все документы и были уже готовы к поездке в Россию, когда в начале сентября 2002 года на форуме появился топик о малыше из подмосковного города, ищущего семью. Я немедленно написала по оставленному электронному адресу и мне прислали фотографию годовалого мальчика. Так я первый раз увидела своего сына. Так что в Россию я летела уже к нему.

В США мы были по рабочей визе, оставались российскими гражданами и усыновляли как российские граждане. Так же собирали документы, как все россияне. С одним отличием: нам надо было уложиться в месяц, муж должен был вернуться в Штаты до конца действия визы. Проблемы возникли со справкой из милиции: тогда это делалось через местное отделение, а участковый, пообещав все сделать быстро, благополучно ушел на больничный. На три недели. В итоге справку мне напечатал начальник отделения милиции самолично, двумя пальцами, и мы успели. 23 октября 2002 года мы стали родителями.

Муж срочно улетел в США, а я осталась оформлять сыну паспорт и получать въездную визу. С получением паспорта была та еще эпопея, а вот визу дали безо всяких проблем.

Через месяц после приезда наш малыш уже пошел в садик. У нас не было возможности долго сидеть с ним дома. Первую зиму он болел каждые две недели, но очень коротко: выдавал температуру в пятницу вечером или в субботу утром, а к обеду был уже как огурец. Это он примерял на себя ходившие в округе вирусы. Адаптация к новой жизни у сына длилась до февраля.

То же, что у многих детей из детского дома: он раскачивался перед сном и у него был чудовищный, нечеловеческий аппетит.

В самом начале в садике у него был стресс, снились кошмары. Наверное, месяц прошел, пока я поняла, почему он начинает плакать среди ночи. Сначала связывала это с частыми простудами. Я стала его будить через 2 часа после засыпания, а потом укладывать снова. За неделю все сошло на нет и больше не повторялось. То есть, не скажу, что проблем не было и нет, но они все такие обыденные и решаемые, и я их никак не связываю с тем, что сын приёмный. Но уже в феврале и раскачиваться мальчик перестал, и к еде начал относиться переборчиво. Не знаю, проблемнее ли он неприемных детей, мне не с чем сравнивать. Если со мной и мужем, то наверное, он отстает немного, но такое сравнение некорректно, я думаю. Он просто другой, да и родителям всегда кажется, что дети могли бы заниматься и побольше…

Учится нормально, иногда двойки получает, но с кем не бывает. Читать начал рано: по-русски с трёх с половиной лет, по-английски – с четырёх с половиной, по испански – с пяти (в садике говорил по-испански, сейчас подзабыл). С первого по пятый класс он еще и китайский учил. Сейчас ему 14 лет, он в 8 классе, серьезно занимается гимнастикой.

Два года назад у сына в школе произошел несчастный случай. Один его одноклассник травил и преследовал другого, и тот не выдержал и попытался однажды повеситься в физкультурной раздевалке. Сделал он это не очень удачно, но сознание потерял. Взрослых никого не было, все дети испугались и убежали. Только мой сын с другом не растерялись. Друг стал развязывать шарф, на котором мальчик попытался удавиться, а сын стал делать непрямой массаж сердца. Когда он вечером проболтался о происшествии, единственное, что я смогла спросить, это откуда он знает, как делать такой массаж? Оказалось, что их учили в предыдущем классе на уроках здоровья.

Для меня это было как прозренье: мой забывчивый, все теряющий, немного ленивый двенадцатилетний сын сумел не растеряться и оказать помощь.

В ситуации, в которой большинство взрослых начинает паниковать и не знают, что делать. Более того, оказалось, что взрослые в школе о происшествии так и не узнали. И после беседы со мной у моего сына хватило смелости на следующий день не только самому пойти к директору, но и убедить выступить свидетелем своего друга. Вот такая история. Не очень веселая, но она позволила мне взглянуть на моего ребенка совсем другими глазами.

Юлия, Россия

Я – кондитер, муж – спасатель по профессии и по жизни. Кровных детей трое: 18-летняя дочь и сыновья 13 и 5 лет. Дочь – студентка, средний сын – на домашнем обучении. Приёмных детей пятеро, они все от одной матери, но с разными историями. Старшей девочке 10 лет, младшей – 3 года. Все тоже пока что учатся на дому. Приёмных мы взяли в прошлом году.

Семья выходит разношёрстная. Муж – типичная “рязанская морда”, я – настолько же типичная еврейка. Приёмные дети – из коренных народов Севера.

От кого родилась моя старшая приёмная девочка, неизвестно. Я подозреваю, что ее мама в свои 15 лет из интерната уже беременная выпустилась. Девочка явная метиска, её папа был, видимо, европеоид (мама корячка). Девочка почти совершенно русская на вид. Через несколько лет после её рождения мама вышла замуж за мужика много старше ее, но тоже коряка. Пили они вместе, радостно детей строгали. Родились ещё мальчик и девочка. В какой-то момент они попали в поле зрения медиков, детей забрали у пьющих родителей. Основная ведь проблема не в том, что пьют, а в том, что не смотрят. Мама после интерната мамой быть не умела… История о том, как коренные малые народы разучились растить детей, когда СССР осваивал Север, вообще долгая и грустная.

Детей сразу раздербанили в разные стороны: старшую девочку в приют, мальчика в дом ребёнка, малышку – в больницу. Потом её тоже перевели в дом ребёнка, но не к брату, в другую группу. Они росли, забыв, что у них есть брат и сёстры. В детдоме история повторилась. А их мама тем временем родила ещё сына, недоношеным. Его прямо из роддома перевели в больницу и… домой забирать никто не стал. Через два года у их мамы изъяли очередную дочку, одного года от роду. И опять детей держали так, что они ничего не знали друг о друге до поры до времени. Потом администрация вспомнила, что эти мальчик и девочка друг другу родственники, и стала их “общать”. Ну, какое это было общение – на прогулках в хорошую погоду. В итоге мы собрали фактически чужих друг другу, хотя и родных по крови детей. Им пришлось узнавать друг друга с нуля… Мама их тем временем родила уже шестого, он пока что с ней и, надеюсь, останется дома.

Такой паровозик из неразделимых детей, которые друг другу приходятся родственниками, на самом деле очень трудно пристроить в семью. Кто возьмёт сразу пятерых?

На самом деле, не я выбрала кого-то из них, а старшая выбрала меня. Мы приезжали в детдом фотографировать детей несколько раз подряд. Она спросила, зачем мы фотографируем. “Чтобы вас взяли себе мамы и папы”. И тогда она сказала, что хочет, чтобы именно мы взяли её дочкой. Не какие-то другие мама с папой.

Что касается нашей непохожести друг на друга, старшая приёмная дочка уже стала этим интересоваться, педалирует тему кровной семьи. Зато не приходится каждый раз объяснять окружающим, что дети неродные, всё и так видно. У нас в городе представители коренных народов Севера на улице – редкость, они живут на побережье. Но на открытых ксенофобов мы почти не натыкались. Несколько знакомых, кто почему-то считает “чукчей” низшей расой, сами отвалились – и слава Богу. Не знаю, кто вбил народу, что “чукчи” необучаемы, может, советские анекдоты дело свое сделали, но … сталкиваемся, да. Доказываем обратное делом.

Бывают и забавные ситуации, например, со старшим мальчиком. Он не такой раскосый и посмуглее остальных. На рынках узбеки и таджики его за своего принимают, всегда нам самый лучший товар подсовывают, да еще и скидку делают. А если мы всей толпой куда-то выбираемся, то умиление вызываем именно у народа из союзных республик – большая семья, как они сами говорят, редко встречается в России.

Ничего неожиданного, в смысле того, что не рассказывали бы на Школах Приёмных Родителей, в общем-то не было. Старшая девочка сначала восприняла все, как приключение. Она до конца учебного года была у нас на гостевом режиме, а летом приехала домой уже насовсем. И вот она радостно ездила “в гости”, а потом столь же радостно ехала в детдом хвастаться. Однажды дохвасталась до бойкота.

Старший мальчик (ему семь) довольно легко вошел в семью, с ним как не было, так и нет каких-то таких прям жутких сложностей в адаптации. Его сестра-погодка жгла и жжет. В детдоме она билась в истериках “хочу к маме, хочу домой” пока шел период “знакомства”, а дома ведет себя как враг всем и себе в том числе. Это РРП – реактивное расстройство привязанности.

Второй мальчик (4 года) в детдоме вел себе отстранённо, потом согласился поехать домой, и, едва мы зашли в квартиру, разразился страшной истерикой: “Я хочу в группу, я не хочу сюда!”. Успокоили, обживается, хотя тоже жжет напалмом периодически.

Наша младшенькая настороженно отнеслась к нам, но по приезду домой она была в восторге, в полном причём. Правда, через пару дней и в течение долгого времени она включила мизантропа. Но тоже потом стала приходить в норму, становится обычной трёхлетней девочкой.

Я осознаю, что я им не родная, но считаю, что точно не чужая, и они все, и родные, и приёмные – мои-мои!

Из проблем еще было всякое. Первое время – полный астрал у детей. Они как зомби могли уставиться в мультики, например, не слыша ничего вокруг. Слышали только крик. Сейчас уже чаще речь на нормальной громкости воспринимают. Агрессия, аутоагрессия, развод на агрессию, чтобы получить свою дозу негативного внимания. Манипуляции всеми, кто на них ведется. Недообследованные, нелеченные толком. Педзапущенные дико. Полное наплевательство на чужой сон, на свой сон, на потребности и свои, и чужие. Поведение стаи – друг другу в глотки способны вцепиться. Панический страх – любимое слово “это не я!”. Стукачество. Причем стукачество такое – пока кто-нибудь творит пакость, все дружно наблюдают, никто не пытается остановить, позвать взрослых. А потом тук-тук-тук. У некоторых детей жор как не в себя. Отсутствие чувства опасности. Отсутствие причинно-следственных связей и много мелочей, которые вдруг или не вдруг вылезают. В целом многие проявления детдомовского наследия сходят, утихают, но в периоды откатов – будто только вчера из системы в реальную жизнь попали. Ну, у нас только год прошёл.

Александра, США

Я родилась и выросла в Москве, получила педобразование и работала в школе. Участница нескольких московских КЛФ и одной из первых волн ролевиков. Пишу стихи и даже одну книгу – так вышло – издала. Усыновить хотела лет с девяти, очень хорошо это помню. У нас возле дома была больница для грудничков. Там были дети к которым ходили мамы, и дети к которым никто не ходил. А я любила смотреть в окна на малышей. Особенно на тех, что в кювезах. Я спросила у медсестры, не заразные ли те дети, к которым никто не ходит. Так я узнала слово “отказник” и сразу решила, что вырасту – приду и всех их заберу.

Когда при СССР создали Детский фонд имени Ленина, сразу ринулась выяснять, как туда вступить. Оказалось, что надо иметь хотя бы двоих своих детей. К тому моменту как своих стало двое, первый брак уже шел ко дну. Во втором браке вопрос усыновления стоял сразу – и все время отодвигался на потом. Сначала третий родился, потом замершая беременность, потом решили съездить на пару лет в Штаты. В Штатах на рабочей визе жизнь как на чемоданах. Так и откладывалось. Пока мне не стукнуло 40 лет.

Тогда я сказала – я иду за малышами, а вы, дорогая семья, что думаете? Дети сказали: давай двух девочек, а то у нас всего одна!

С мужем тогда уже было сложно. На тот момент расклад был такой – я усыновляю с помощью его справок о Большом Американском доходе и мы разводимся. Я уже читала к тому времени тематические форумы примерно четыре года. Знала много полезных вещей, знала законы и всякие премудрости, типа “не влюбляйтесь по фото”, ” не берите ребенка старше родного” и так далее. Но тем не менее, мою красотку номер один я увидела именно на фото, в интернете, на сайте дома ребенка № 7. Это специальный дом ребенка для детей от ВИЧ-инфицированных матерей.

Красотка номер один была так прекрасна, что я ни секунды не сомневалась, что ее в считанные недели унесут с топотом и меня она не дождется. Поэтому считала ее “путеводной звездочкой” – есть такое понятие у усыновителей, это ребенок, ради которого начали собирать документы, или поехали в другую область, или пошли в конкретный дом ребенка. Потом был марафон с документами, объезд опек, где мне хором говорили: “А у нас детей нету, а вот вы видели в Сокольниках девочек?” – и выкладывали мне две фотографии. Красотку номер один и красотку номер два. Номер два и номер один. И снова, и снова. Наконец, я взяла на них направления и поехала на свидание. В жизни красотка номер один была совсем не так прекрасна. Похожа на кавказского мальчика, очень темнокожая, темноволосая, разрисованная зеленкой от комаров и очень испуганная. Видимо, чужой человек в ее мире означал уколы или другие пакости жизни. Но я от неё пришла в полный восторг!

А красотка номер два меня вообще поразила на всю жизнь. Ей было 4 месяца. Лысое существо с темно-серыми очень серьезными глазами. Ее мне дали в руки, она нахмурила лоб и стала меня рассматривать. Очень-очень внимательно. И вдруг ее лицо просто преобразилось. Словно лампочку внутри зажгли! Понимаешь, она – поняла КТО Я! Она поняла что я – ЗА НЕЙ! Она с таким вздохом-стоном мне на грудь голову положила, что я стояла и ревела. И няньки ревели.

Из-за внешности старшей красотки, конечно, немного сталкивались с бытовым национализмом ещё в России. Вроде бы ничего такого, а руки вымыть хочется.

Про дочку все время “тактично” спрашивали – “Она у вас в папу?”. Ответом “Да, копия” полностью удовлетворялись. Но когда она, идя со мной и сестрой из садика, поучительно заявила:”Мама, фантики надо кидать на землю, а не в урну, там их ЧУРКИ подметут!”, я уж не знала, плакать, смеяться или сесть на корточки и пояснить моей пятилетке, что “чурки” – это не название дворников, это так называют людей, которые выглядят, как она. Не стала. Слава Богу, ей в России не жить.

У неё ещё есть одна чудесная особенность. Просто волшебная. Она ОЧЕНЬ похожа на меня маленькую. Характер, выходки, шутки, все-все-все. Ни один мой ребенок так на меня не похож. Первое время я рядом с ней себя ощущала прозрачной. Потому что всю мою реакцию, которая была внутри, все мои мысли – дочка показывала в полный рост, жестами, мимикой, потом словами. Стоило труда понять, что люди вокруг не знают, что я думаю как она. У нас с ней одно отличие – она не любит читать. И еще – она поёт. С младенчества, все время, как акын, о чем вижу – о том пою. Музыкой занимались (и еще будем), но ей больше нравится её фристайл – самой петь что в голову приходит, даже на придуманном языке, самой играть мелодии или бренчать на гитаре. Так что не знаю, во что это выльется.

Когда я впервые принесла девочек домой, они вели себя, как щенята. Они друг друга-то знали – в одной группе росли, и гуляла я с ними почти месяц с обеими. И вот я их посадила на пол в комнате, они поползли, растерянные такие. Доползли друг до друга, буквально обнюхались: о, эту девочку я знаю! Можно играть-веселиться. Но еще две недели в 6 утра красотка номер два подтягивалась на спинке кроватки (стоять не умела еще) и проверяла – мама тут, сестра тут, уф, не приснилось! – и вот с таким “уф” падала обратно, засыпая на лету.

Наталья, славянская страна

Я – лесбиянка, состою в фактическом браке с другой женщиной. Нам тогда было 21 и 22 года, уже была одна дочка, своерожденная. Планировали второго родить (на этот раз чтобы я родила), а третьего усыновить, но, устав за год ИИ и ЭКО, закончившимся выкидышем на большом сроке, решили сразу приступить к усыновлению. Искали вообще максимально, как пишут на форумах по усыновлению, “национальную”. Потому что нам пофиг, а их и больше в Москве и меньше усыновляют. У нас-то тайны усыновления не планировалось, да и похожести на родителей тоже не предполагалось. Нашли в итоге девочку, о прошлом которой было неизвестно совершенно ничего. Она была не младенцем, но еще довольно маленькая.

Когда в России пытались принять закон по отбиранию усыновленных детей у усыновителей из однополых семей, быстренько собрали все документы и уехали из России. Нашли жильё в одной из славянских стран. Живём тут уже два года, дочка уже школьница. Всё замечательно. Дети бойко говорят на местном языке и теперь уже практически ничем не отличаются от местных.

Мне сперва вообще её отдавать отказывались. И потому что мотивов не понимали (“как вы не понимаете, она же казашкой вырастет! или киргизкой!”).

И потому, что я такая молоденькая была. И потому, что большей части своей истории я рассказать не могла по очевидным причинам (например, что у меня уже есть ребенок, и что вопрос кто будет сидеть с ней когда я на работе тоже не стоит).

В Доме Ребёнка дочка была очень замороженная. Кричала, пока нянечка в комнате, а как только нянечка уходила, замирала и не шевелилась. Уговорить и заинтересовать ее хотя бы протянуть руку за игрушкой я смогла только встречу на четвертую. К восьмой она начала ходить за ручку, до этого, несмотря на немладенческий возраст, только ползала. Дома тоже сперва была очень пассивная, где положишь – там и останется. Если плакала, то молча, если улыбалась, то очень робко. И где-то еще полгода выходила полностью из этого состояния. Но все равно, куча вещей оказывалась для нас сюрпризом – например, что она не может спать с кем-то в комнате. После старшей-то нашей, слинговой, ГВ-шной и совместно спящей. Очень боялась душа и ванной, просто не понимала, что это такое. Понадобилось несколько месяцев и пример старшей сестры чтобы она добровольно согласилась туда пойти.

Разбивала сердце бабушки тем, как ела. Ела она все и в гигантских количествах. Такое ощущение, что она ничего этого просто не пробовала или уж точно не досыта. При этом жевать не умела от слова совсем. Чуть ли не полгода приходилось все переблендеривать.

Она совсем не похожа на меня характером. Зато вылитая моя мама: размеренный и неторопливый интроверт. Иногда очень сложно понять, что у нее на уме. Зато когда она все-таки рассказывает обдуманное, это обычно что-то, чего ожидаешь меньше всего, что-то такое, что бы сам бы не придумал никогда. Потом ходишь и пересказываешь друзьям.

Статью подготовила Лилит Мазикина
Фото: Shutterstock

Хотите получать одну интересную непрочитанную статью в день?